— Мы освещаем жизнь в Краснодаре и Краснодарском крае. Наше издание не оппозиционное и не прогосударственное, мы пишем — как есть — о том, что происходит в регионе и как это сказывается на жизни людей. Издание существует давно и, по региональным меркам, у него неплохая аудитория. Нас также читает администрация [Краснодара] и представители разных ведомств.

У «Югов» всегда была рекламная модель. В каких-то нюансах она, наверно, трансформировалась, потому что развивались интернет и форматы, туда приходило всё больше компаний, появлялись соцсети. У нас нет инвесторов, спонсоров, нет ни единого источника дохода, кроме рекламы.

Почти за 21 год работы у нас были разные периоды. Случалось, что мы выплачивали зарплаты с задержкой. В 2019-м — начале 2020-го мы думали, что крепнем, становимся на ноги, но наступила пандемия. Крупные клиенты, с которыми у нас уже есть подписанные договоры, ставили сотрудничество на паузу с неопределенными перспективами. Новые просто не приходили. Позже всё начало оттаивать, возвращаться к условной норме. В 2021-м году всё стало хорошо. Мы давно на этом рынке и умеем писать, о нас знают клиенты. Маркетологи, пиарщики, которые переходят из одной компании в другую, возвращаются к нам.

За время работы мы неоднократно сталкивались с давлением. Оно выражалось в повышенном интересе к тому, что мы пишем, в первую очередь, когда это касается действий оппозиции. Когда появлялись онлайны с митингов, нам звонили, просили удалить публикации. Чаще всего мы отбивались: говорили, что просто делаем свою работу, что никто не собирается этими материалами поднимать народные массы.

Мы также заметили повышенный интерес к себе, когда вступили в «Синдикат» («Синдикат-100» — объединение независимых российских СМИ, основанное в феврале 2020 года — прим. команды проекта). Мне и учредителю задавали вопросы: что вы делаете в «Синдикате»? А «Новая газета» вам платит? («Новая газета» входит в «Синдикат-100» — прим. команды проекта) А вот за эту публикацию вам заплатили? На мой взгляд, абсолютно нелепые вопросы, но с точки зрения ведомства, наверно, логичные. Я отвечала, что никто нам деньги не платит и не диктует, что писать.

В прошлом году был случай, после которого двух сотрудников редакции вызвали на допрос. Тогда мы удалили материал с сайта, потому что поняли, что в противном случае произойти может всё что угодно. В тексте был без особых подробностей упомянут высокопоставленный чиновник из Краснодарского края.

— 24 февраля у нас было состояние ужаса и отчаяния. Мы были не в редакции, но на связи друг с другом. Кто-то был на рабочем месте с 6–7 часов утра и писал о том, что происходит. Было очень страшно, мы не понимали не только, что происходит, но и что нам писать. В ужасе обновляли ленты и не знали, говорят нам правду или нет.

Помню, я ехала в общественном транспорте, увидела наклейки «Z» на рекламных щитах, на окнах трамваев и заплакала — и увидела другую женщину, которая тоже плакала. Думаю, сложно быть продуктивным и делать что-то хорошее и правильное, находясь в отчаянии. Так что мы сделали материал с психологом о том, как быть в ситуации постоянного стресса, смотрели эфиры Шульман, чтобы самим понять, как жить.

Так как мы не информагентство и не имеем источника информации на месте событий, мы не можем сообщить что-то ценное и важное, чтобы изменить информационную картину. Мы поняли, что для нас нет смысла заполнять всю повестку этим. Людям надо продолжать жить, узнавать, где построят дороги, школы и поликлиники, что в кинотеатрах что-то показывают, несмотря на отмены, какие выставки проходят. Может, люди почерпнут там душевных сил.

Когда начали публиковать новые законы, всё стало понятно. Мы с коллегами вдвоем или втроем, страхуя друг друга, прошерстили все наши публикации и посмотрели, что и как называется. Поняли, что мы просто не можем писать то, что не подтверждено официальными источниками, а то, что подтверждено, публиковать не хотим — это может оказаться ложью.

Наша политика — писать о том, что происходит у нас. Спецоперация не происходит на нашей территории, и мы о ней ничего не знаем. В нашем регионе закрыли аэропорты, и мы собрали истории людей, застрявших за границей, и людей, которые приехали в аэропорт и никуда не улетели. В один из первых дней спецоперации появились слухи о том, что в Ейске прогремели взрывы. Никто эти слухи не подтверждал, но мы всё равно написали новость, потому что она нас пугала. Мы выпустили истории людей, которые уехали. Одна сотрудница тоже уехала, мы ее поддержали. Остальные остались в Краснодаре. Никто из нас не собирается уезжать, если не будет непосредственной угрозы жизни и свободе.

— В апреле нам пришлось удалить публикацию, которая была связана с Кубанским госуниверситетом. Как и во многих вузах России, когда в антивоенных петициях находили имена студентов, с ними проводили воспитательные беседы. Одну из таких петиций подписала наша штатная журналистка, студентка вуза. Ее попросили написать объяснительную. Она подготовила материал об этом, мы его показали юристу. Когда текст вышел, от нас требовали, чтобы мы его удалили. Так как мы понимали по опыту прошлого года, что разговорами дело может не ограничиться, решили, что лучше удалим материал.

Мы видим повышенный интерес не только к нашим публикациям про военные действия. Весной был заметный всплеск внимания к нашим старым материалам и особенно к текстам Иолины Грибковой, которая пишет о благотворительности, ненорматипичных людях. Она писала историю трансгендерного парня, известной краснодарской спортсменки, которая состоит в однополой паре и у них есть ребенок. За один из материалов Иолина получала премию Pussy Riot. Мы увидели, что ее материалы стали искать [на сайте издания] по ее имени и были очень взволнованы.

Перед выпуском текста, связанного с военными событиями, мы подробно обсуждаем его. Сообща мы пришли к выводу, что сделаем больше, если продолжим работать. Ничего хорошего не будет, если нас заблокируют. Мы не можем позволить себе штраф, у нас на это нет денег. Конечно, спецоперация — это сейчас самая глобальная и трагическая тема, но мы не можем сказать о ней ничего настолько ценного, что оправдает наше закрытие.

В середине мая у нас в один день вышли два текста. Один — про активистку Алипат [Султанбегову] (ее арестовали дважды: за помощь задержанным на митинге, решив, что девушка его организовала, и за твит о полицейских — прим. команды проекта) и активистку центра серебряного волонтерства в Краснодарском крае (организация развивает волонтерское движение среди людей в возрасте от 55 лет — прим. команды проекта), которая поддерживает нынешнюю политику. Так мы хотели показать, что публикуем разные точки зрения.

После этих текстов у нас не было ничего [связанного с военными действиями]. Отчасти так получилось случайно, отчасти специально: мы стараемся, чтобы спецоперация не стала основной темой издания, так как у нас в принципе выходит немного материалов. Если на неделе планируется два редакционных текста, мы делаем их на отстраненные темы, например, про туризм. Плюс есть коммерческие материалы. Мы не хотим отказываться от освещения жизни в целом, иначе лента будет такой: текст про беженцев, партнерский материал, материал про волонтеров. Это однобоко и мы этого не хотим.

Мы работаем в том числе для людей, которые занимаются благотворительностью, для учителей и машинистов, которых хотят уволить за позицию, для жителей несданных долгостроев и района, в котором реки вместо дорог. Их жизнь тоже важна.

— С рекламодателями ситуация сегодня некритична. На данный момент их ровное стабильное количество. Были периоды в феврале-апреле, когда постоянные клиенты говорили: давайте пока подождем, — а новые не приходили. Сейчас мы опять, [как в пандемию], не можем долгосрочно планировать. У нас получатся вовремя платить зарплаты, и это круто.

Наша стратегия — сделать всё, что от нас зависит, чтобы не допустить блокировку и иноагентство. Но не знаем, что у нас когда-то могло быть опубликовано, за что нас формально могут заблокировать. Особенно в нулевых, когда нормы и отношение к СМИ были другими.

Если нас признают иноагентом, мы потеряем рекламодателей. Если нас заблокируют, мы потеряем всё: и трафик, и рекламодателей. Мы не сможем собирать столько денег, сколько могли бы нас прокормить — мы не очень крупное региональное издание. У нас неплохая аудитория, но у нее есть другие источники информации: и соцсети, и провластные и федеральные СМИ. Мы будем вынуждены закрыться и разойтись. Перспектива неутешительная.

Репортаж о старообрядческой общине, которую переселили для постройки олимпийского городка. Текст получил премию «Редколлегия».

Расследование о краснодарских масонах — «правда и мифы об одной из самых таинственных организаций в мире».

История краснодарки, которая срывала буквы Z со школьных автобусов.
Материал о том, как семьи с детьми, страдающими спинально-мышечной атрофией, в Краснодарском крае борются за лечение.