— День начала войны у нас соприкоснулся с личной трагедией. Я и моя мама находились в больнице с моим умирающим мужем. Но мы начали делать то, что должны: по ночам я вела
стримы из больницы и рассказывала, что происходит у наших родственников в Украине, а с утра приходила в редакцию.
Вопроса писать или не писать о войне у нас не возникало. Мы понимаем, что работаем для того, чтобы говорить что считаем нужным. Если бы мы заткнулись, то ради чего все эти годы делали остальное?
У нас есть аудитория, которая не признает спецоперацию в Украине и считает, что это война. Но есть и много жителей города, не ботов, которые уверены, что мы можем больше 20 лет отстаивать их права, но не можем иметь своего мнения.
До появления закона о фейках мы оторвались от души — выпустили
колонки, в которых прямо высказали свое мнение о происходящем. Проблема печатных газет в том, что у них очень пожилая аудитория. Но после 24 февраля к нам пришла молодежь — чтобы купить газеты и разложить их по ящикам своих домов. Люди хотели объяснить своим соседям и знакомым, что не всё так гладко, [как говорят по телевизору].
После выхода этих
колонок нам звонили и писали, чтобы сказать, как мы неправы и что являемся агентами Госдепа. Главе города пришло письмо, в котором его просили закрыть нашу газету (которая, между прочим, частная) и устроить нас на работу в общественный туалет.
До того как заблокировали инстаграм издания (из-за жалоб пользователей — прим. команды проекта), нам поступали сообщения, в которых
предлагали свалить в Израиль и даже подсказывали рейсы.
Совершенно шедевральным случаем стала история, когда женщина пришла в приемную «Единой России», чтобы пожаловаться на то, какие мы неправильные. Не узнать, почему у нас раздолбанные дороги, почему во дворах такой пиздец или почему главная канализационная станция города находится в аварийном состоянии и все ждут, когда ее прорвет. Нет, она пришла просить, чтобы с нами разобрались.
«Единая Россия» сделала как всегда: просто направила женщину в полицию. Не знаю, дошла она туда или нет, но я продолжаю не меньше раза в день получать возмущенные звонки о том, что скоро с нами разберутся органы.
Самым тяжелым моментом для меня стал приход в редакцию нескольких людей в конце марта, которых я знаю в лицо и которым я помогала [как журналист]. Они пришли сказать, что я своими колонками позорю наш наукоград. А ведь я потратила огромное количество времени, чтобы им помочь, долбать чиновников, добиваться решения их проблем. Мне казалось, что эти люди испытывают к нам благодарность, а они посчитали должным сообщить, что мы предатели.
Самое интересное, что я поняла в разговоре с ними, — как только появится новая проблема, они снова придут к нам. Всё это вызывает когнитивный диссонанс. Мне кажется, что в ментальном здоровье российского общества произошел слом.